Неточные совпадения
Несмотря
на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице
на площадку, они вошли в первую большую комнату.
Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный
пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками
на стенах, с мозаичными
полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами
на высоких окнах, вазами
на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Посередине столовой стояли деревянные козлы, и два мужика, стоя
на них, белили
стены, затягивая какую-то бесконечную песню;
пол весь был обрызган белилами.
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной
стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет
поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды
на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
В окна, обращенные
на лес, ударяла почти полная луна. Длинная белая фигура юродивого с одной стороны была освещена бледными, серебристыми лучами месяца, с другой — черной тенью; вместе с тенями от рам падала
на пол,
стены и доставала до потолка.
На дворе караульщик стучал в чугунную доску.
Ее тоже отделывали заново; в ней были работники; это его как будто поразило. Ему представлялось почему-то, что он все встретит точно так же, как оставил тогда, даже, может быть, трупы
на тех же местах
на полу. А теперь: голые
стены, никакой мебели; странно как-то! Он прошел к окну и сел
на подоконник.
Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под
полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее.
На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка.
Все мнения оказались противными моему. Все чиновники говорили о ненадежности войск, о неверности удачи, об осторожности и тому подобном. Все полагали, что благоразумнее оставаться под прикрытием пушек, за крепкой каменной
стеною, нежели
на открытом
поле испытывать счастие оружия. Наконец генерал, выслушав все мнения, вытряхнул пепел из трубки и произнес следующую речь...
В большой комнате
на крашеном
полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола;
на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы;
на другом возвышался черный музыкальный ящик; около
стены, у двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые двери...
Безбедов оторвался от
стены, шагнул к нему, ударился коленом об угол нар, охнул, сел
на пол и схватил Самгина за ногу.
Кроме ее нагого тела в зеркале отражалась
стена, оклеенная темными обоями, и было очень неприятно видеть Лидию удвоенной: одна, живая, покачивается
на полу, другая скользит по неподвижной пустоте зеркала.
Ее изумленное восклицание было вызвано тем, что Алина, сбросив шубу
на пол, прислонясь к
стене, закрыла лицо руками и сквозь пальцы глухо, но внятно выругалась площадными словами. Самгин усмехнулся, — это понравилось ему, это еще более унижало женщину в его глазах.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним,
на полу, — старая, истоптанная шкура белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери; у
стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а
на нем графин воды, стакан.
Самгин успел освободить из пальто лишь одну руку, другая бессильно опустилась, точно вывихнутая, и пальто соскользнуло с нее
на пол. В полутемной прихожей стало еще темнее, удушливей, Самгин прислонился к
стене спиной, пробормотал...
Через час он шагал по блестящему
полу пустой комнаты, мимо зеркал в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль
стен, а со
стен на него неодобрительно смотрели два лица, одно — сердитого человека с красной лентой
на шее и яичным желтком медали в бороде, другое — румяной женщины с бровями в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Освещая стол, лампа оставляла комнату в сумраке, наполненном дымом табака; у
стены, вытянув и неестественно перекрутив длинные ноги, сидел Поярков, он, как всегда, низко нагнулся, глядя в
пол, рядом — Алексей Гогин и человек в поддевке и смазных сапогах, похожий
на извозчика; вспыхнувшая в углу спичка осветила курчавую бороду Дунаева. Клим сосчитал головы, — семнадцать.
Сам он не чувствовал позыва перевести беседу
на эту тему. Низко опущенный абажур наполнял комнату оранжевым туманом. Темный потолок, испещренный трещинами,
стены, покрытые кусками материи, рыжеватый ковер
на полу — все это вызывало у Клима странное ощущение: он как будто сидел в мешке. Было очень тепло и неестественно тихо. Лишь изредка доносился глухой гул, тогда вся комната вздрагивала и как бы опускалась; должно быть, по улице ехал тяжело нагруженный воз.
В памяти
на секунду возникла неприятная картина: кухня, пьяный рыбак среди нее
на коленях, по
полу, во все стороны, слепо и бестолково расползаются раки, маленький Клим испуганно прижался к
стене.
Самгин, доставая папиросы, наклонился и скрыл невольную усмешку.
На полу — толстый ковер малинового цвета, вокруг — много мебели карельской березы, тускло блестит бронза;
на стенах — старинные литографии, комнату наполняет сладковатый, неприятный запах. Лидия — такая тонкая, как будто все вокруг сжимало ее, заставляя вытягиваться к потолку.
Он говорил еще что-то, но Самгин не слушал его, глядя, как водопроводчик, подхватив Митрофанова под мышки, везет его по
полу к пролому в
стене. Митрофанов двигался, наклонив голову
на грудь, спрятав лицо; пальто, пиджак
на нем были расстегнуты, рубаха выбилась из-под брюк, ноги волочились по
полу, развернув носки.
Когда Самгин вышел в коридор —
на стене горела маленькая лампа, а Николай подметал веником белый сор
на полу, он согнулся поперек коридора и заставил домохозяина остановиться.
За магазином, в небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком; толстый ковер лежал
на полу,
стены тоже были завешаны коврами, высоко
на стене — портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним
на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело стекло, фарфор. Казалось, что магазин, грубо сверкающий серебром и золотом, — далеко отсюда.
«Посмотрим, как делают религию
на заводе искусственных минеральных вод! Но — как же я увижу?» Подвинув ногу по мягкому
на полу, он уперся ею в
стену, а пошарив по
стене рукою, нашел тряпочку, пошевелил ее, и пред глазами его обнаружилась продолговатая, шириною в палец, светлая полоска.
— Вот у вас все так: можно и не мести, и пыли не стирать, и ковров не выколачивать. А
на новой квартире, — продолжал Илья Ильич, увлекаясь сам живо представившейся ему картиной переезда, — дня в три не разберутся, все не
на своем месте: картины у
стен,
на полу, галоши
на постели, сапоги в одном узле с чаем да с помадой. То, глядишь, ножка у кресла сломана, то стекло
на картине разбито или диван в пятнах. Чего ни спросишь, — нет, никто не знает — где, или потеряно, или забыто
на старой квартире: беги туда…
Она была очень ярко убрана:
стены в ней, или, по-морскому, переборки, и двери были красного дерева,
пол, или палуба, устлана ковром;
на окнах красные и зеленые драпри.
Чувствуя, что мне не устоять и не усидеть
на полу, я быстро опустился
на маленький диван и думал, что спасусь этим; но не тут-то было: надо было прирасти к
стене, чтоб не упасть.
С первого раза невыгодно действует
на воображение все, что потом привычному глазу кажется удобством: недостаток света, простора, люки, куда люди как будто проваливаются, пригвожденные к
стенам комоды и диваны, привязанные к
полу столы и стулья, тяжелые орудия, ядра и картечи, правильными кучами
на кранцах, как
на подносах, расставленные у орудий; груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных, койки вместо постелей, отсутствие всего лишнего; порядок и стройность вместо красивого беспорядка и некрасивой распущенности, как в людях, так и в убранстве этого плавучего жилища.
Но и тут надо было наконец закрыть окна: ветер бросал верхушки волн
на мебель,
на пол,
на стены.
Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым, и
на этот счет были довольно покойны. Качка была ужасная. Вещи, которые крепко привязаны были к
стенам и к
полу, отрывались и неслись в противоположную сторону, оттуда назад. Так задумали оторваться три массивные кресла в капитанской каюте. Они рванулись, понеслись, домчались до средины; тут крен был так крут, что они скакнули уже по воздуху, сбили столик перед диваном и, изломав его, изломавшись сами, с треском упали все
на диван.
Наконец
на четвертый день мы заметили
на горизонте не
поля, не домы, а какую-то серую, неприступную, грозную
стену.
Внутри дома стоял дым коромыслом: перестилали
полы, меняли паркет, подновляли живопись
на потолках и
стенах, оклеивали
стены новыми обоями…
Передняя походила
на министерскую приемную: мозаичный мраморный
пол, покрытый мягким ковром;
стены, отделанные под дуб; потолок, покрытый сплошным слоем сквозных арабесок, и самая роскошная лестница с мраморными белыми ступенями и массивными бронзовыми перилами.
Стены номера и весь
пол были покрыты ташкентскими коврами; слабая струя света едва пробивалась сквозь драпировки окон, выхватывая из наполнявшего комнату полумрака что-то белое, что лежало
на складной американской кровати, как узел вычищенного белья.
Приходская наша церковь невелика, стара, иконостас почернел,
стены голые, кирпичный
пол местами выбит;
на каждом клиросе большой старинный образ.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная
стеною в
поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко;
на красноватой траве,
на былинках,
на соломинках — всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин.
Конюшня находилась
на самом конце двора; одной
стеной она выходила в
поле.
Бедный гость, с оборванной
полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но принужден был иногда целых три часа стоять прижавшись к
стене и видеть, как разъяренный зверь в двух шагах от него ревел, прыгал, становился
на дыбы, рвался и силился до него дотянуться.
— Ты думаешь, я хочу пить? — промолвила она, обратившись к брату, — нет; тут есть цветы
на стенах, которые непременно
полить надо.
В этой крипте должны были покоиться все герои, павшие в 1812 году, вечная панихида должна была служиться о убиенных
на поле битвы, по
стенам должны были быть иссечены имена всех их, от полководцев до рядовых.
Но в самый разгар моих литературных упражнений матушка вскочила как ужаленная. Я взглянул инстинктивно
на стену и тоже обомлел: мне показалось, что она шевелится, как живая. Тараканы и клопы повылезли из щелей и, торопясь и перегоняя друг друга, спускались по направлению к
полу. Некоторые взбирались
на потолок и сыпались оттуда градом
на стол,
на лавки,
на пол…
За несколько дней до праздника весь малиновецкий дом приходил в волнение. Мыли
полы, обметали
стены, чистили медные приборы
на дверях и окнах, переменяли шторы и проч. Потоки грязи лились по комнатам и коридорам; целые вороха паутины и жирных оскребков выносились
на девичье крыльцо. В воздухе носился запах прокислых помоев. Словом сказать, вся нечистота, какая таилась под спудом в течение девяти месяцев (с последнего Светлого праздника, когда происходила такая же чистка), выступала наружу.
Сотни людей занимают ряды столов вдоль
стен и середину огромнейшего «зала». Любопытный скользит по мягкому от грязи и опилок
полу, мимо огромной плиты, где и жарится и варится, к подобию буфета, где
на полках красуются бутылки с ерофеичем, желудочной, перцовкой, разными сладкими наливками и ромом, за полтинник бутылка, от которого разит клопами, что не мешает этому рому пополам с чаем делаться «пунштиком», любимым напитком «зеленых ног», или «болдох», как здесь зовут обратников из Сибири и беглых из тюрем.
Начиная с лестниц, ведущих в палатки,
полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны
стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам
на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются
на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном виде лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Разломали все хлевушки и сарайчики, очистили от грязи дом, построенный Голицыным, где прежде резали кур и был склад всякой завали, и выявились
на стенах, после отбитой штукатурки, пояски, карнизы и прочие украшения, художественно высеченные из кирпича, а когда выбросили из подвала зловонные бочки с сельдями и уничтожили заведение, где эти сельди коптились, то под
полом оказались еще беломраморные покои. Никто из москвичей и не подозревал, что эта «коптильня» в беломраморных палатах.
Еще в семи — и восьмидесятых годах он был таким же, как и прежде, а то, пожалуй, и хуже, потому что за двадцать лет грязь еще больше пропитала
пол и
стены, а газовые рожки за это время насквозь прокоптили потолки, значительно осевшие и потрескавшиеся, особенно в подземном ходе из общего огромного зала от входа с Цветного бульвара до выхода
на Грачевку.
Если ученик ошибался, Кранц тотчас же принимался передразнивать его, долго кривляясь и коверкая слова
на все лады. Предлоги он спрашивал жестами: ткнет пальцем вниз и вытянет губы хоботом, — надо отвечать: unten; подымет палец кверху и сделает гримасу, как будто его глаза с желтыми белками следят за
полетом птицы, — oben. Быстро подбежит к
стене и шлепнет по ней ладонью, — an…
На следующий вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг закричал и со всех ног кинулся в кабинет отца. В гостиной он увидел высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан. Отец велел нам идти за ним… Мы подошли к порогу и заглянули в гостиную. Слабый отблеск света падал
на пол и терялся в темноте. У левой
стены стояло что-то высокое, белое, действительно похожее
на фигуру.
Слева сад ограждала
стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей
на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в
поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по
полю целый день двигались, бегали солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
На столе горела, оплывая и отражаясь в пустоте зеркала, сальная свеча, грязные тени ползали по
полу, в углу перед образом теплилась лампада, ледяное окно серебрил лунный свет. Мать оглядывалась, точно искала чего-то
на голых
стенах,
на потолке.
Или входишь в избу, и намека нет
на мебель, печь голая, а
на полу у
стен рядышком сидят черкесы, одни в шапках, другие с непокрытыми стрижеными и, по-видимому, очень жесткими головами, и смотрят
на меня не мигая.